Правила жизни

На 1/6 части суши, в отдалении от нефтеносных районов и теплых побережий, засухарился мелкий городок. Его аборигены имели низкий уровень социальной ответственности и гордились градообразующим хим/комбинатом.

Антону выпал бонус родиться в этом населенном пункте. Согласно совковому генезису, мальчуган был мелким ленинским подпевалой, потом сблизился с комсомолом. Тырил ""За рулём"" из почтовых ящиков, размышлял на тему: отъебал ли Д"Артаньян Констанцию и был готов героически погибнуть в борьбе с капиталистическими наймитами.

Позже, увидев грудь Аньки Петровой, героически погибать передумал и захотел стать богатым и успешным, причём не работая. Иметь белые кроссовки, видик и продвинутую Петрову. В какой-то момент подсел на измену, что Анька ему не даст. Но Петрова дала, невзирая на его сивоватость, потому, что остальные, вообще, опирались при ходьбе на кулаки и мечтали посвятить себя тюрьме. После первой палки Антоха решил, что жизнь удалась.

Но все расклады пошли пописде, ибо его призвали спасать демократию в солнечном Афганистане. Само собой, Анюта через неделю забила на Антона и стала строить своё счастье с перспективным, на ее взгляд, наркоманом Сережей. Того служить не брали, не потому, что он невосполнимый цвет нации, а из-за наличия косяков в лобных долях.

Чувак подзадержался в армии, отнюдь не из-за Аньки, он реально проникся военной темой и стал мотыляться по всяким локалкам, ведь мест, где пацаны бодались по взрослому, было дохуя. Ну а когда уже вкрай заебался бегать с автоматом, вернулся в родные пенаты с дефецитом гуманизма, контузией и ощущением проебаной жизни. Родаки его не дождались, продолжительность жизни в городке была лимитирована экологией.

Мирное бытие началось с ремонта квартирки в хрущевской юдоли и покупки поюзанного Логана. Затем Антоша решил вписаться в местное сосаити. Провёл сеанс вандализма на рынке, отчего стал принудительно родным для барыг и получил пиздатые скидки. Потом построил гопницких активистов. В результате, гремлины, увидев Антона, низко кланялись с отводом руки, почти, как в Северной Корее. Ну и нашёл себе спутника жизни - алкоголь, который мотивировал на благие поступки, например, опиздюлить имеющих неверное, с его точки зрения, мнение. Но на самом деле, за угрозами - руку сломаю, хуй оторву, скрывалась ранимая душа и исполнялось обещанное с добрым сердцем.

В городке размером с Черкизон граждане постоянно пересекаются друг с другом. Однажды Антоша наткнулся на Петрову. И у них непроизвольно случился поцелуй, то ли половой, то ли официальный, как у Брежнева с Хонеккером, но оба остались довольны. У Антона, прошлогодним туристом на озере, всплыла былая страсть к Анюте. Как следствие, подкат волосатых шаров в виде словесной околесицы:

- Я столько о тебе думал, какая встреча, пойдём в ресторацию, поточим чонить, ты навалишь чо как.

- Ах, Антуан, такая же хрень, ждала-грустила, - Анна приторно заулыбалась, - за углом суши бар, там селедка под шубой и водка не паленая.

Надо заметить, Петрова сохранила ебабельный вид и была у мужиков в топе, однако, в жёны ее никто не брал, потому что тварь. Она занималась хоум-бизнесом, успешно шинковала стекломой ханурикам и имела фанатичную алчность, как говорится: могла за рубль в церкви пернуть. У Антона же был обеспеченный вид, что сулило материальный грев.

В баре, наряженная в гейшу Анжела (по бейджу) подала им ""шубу"" с водярой. Первая 0,5 прошла занудно, но со второго штофа началась интересная часть марлезонского балета. Горькую стали пить на брудершафт, причём со стороны казалось, что они не целуются, а закусывают друг другом. Анькина рука мацала Антохины генеталии, а лаверс возжелал макнуть своего угря в ее аквариум, обозначенный помадой.

- Хочешь в лиловый горн дунуть, - елейно спросил Тоха, - поехали ко мне.

- А то! - ответила Петрова с готовностью.

Парочка упаковалась в Логан. Кавбой, желая произвести впечатление, утопил педаль газа на вечерней дороге. Едва не проскочив нужный поворот, резко затормозил. Анька чуть не отложила паштет в джинсы:

- Антон, мы в Валхаллу или ебаться? - протрезвев на секунду.

- Спакуха мать, приехали. - Рыцарь остановился у подъезда.

Страсти забурлили дрожжами в биотуалете. До двери квартиры добирались тиская друг друга, как самбисты. В хате Тоха предложил даме фужер водки и сняв цепочку с ключиком, висевшую у него на шее, полез в шкаф. В нем стоял дизайнерский сундучек, похожий на сейф, от которого и был этот ключ. Антон достал из него кольцо с камнем и преподнес Петровой. Она обрадовалась гайке, словно хоббит. От восторга ее глаза стали похожи на эмблему Рено и взвизгнув:

- Какая прелесть, - протянула к кольцу рученки, как Гитлер к СССР на агитплакате.

- Скромный презент, - изрек Антон с долей небрежности.

- Зольдатика надо поощрить, - Петрова плыла от умиления, - все сделаю, а ещё кашмот и фитинг, не знаю что это, но сделаю.

- Камшот, это пять, - Тоха улыбнулся и явил Анькиной мордахе торчащий хер с блестящей, будто от пасты гои, залупой.

Она облизнулась и заглотила лингам, уткнувшись носом в Тошин пупок. Ромео довольно замычал и, с частотой дятла Вуди, стал приходовать Анютины гланды. Но пролжалось это недолго, от взаимного усердия у нее случился рвотный рефлекс и все, что подавала гейша Анжела в баре, вылетело из Петровой на Антохину мошонку.

- Такой кашмот нам не нужен! - Антон сымитировал Озерова и, положив телку на плечо, словно половик, понес в ванную, где они стали плескаться, как десантники в фонтане на 2-е августа, идиотски хихикая при этом. Затем чувиха в собачьей позиции была насажена на Антохин болт. Аньку крыло от инородного предмета в промежности, но ещё больше она тащилась, разглядывая кольцо на пальце:

- Гардемарин наверно богат, как Сечин, - пробормотала Анна томным голосом, - даже сейф имеет.

- Типа того, - Тоха увлеченно двигал тазом, - там моя коллекция, двадцать лет собирал.

- Ооо, богатенький Буратино, - Анюта принялась активно подмахивать, - вот бы в Геленджик слетать.

- Даа, море и вино, это, как тантрический секс, - ответил Тоха и ускорил фрикции, - слетаем, чо.

- Это в жопу штоль? - промурлыкала Анюта и максимально прогнулась, что бы не бодать кафель от толчков, - правда, махнем, обещаешь?

- Зуб даю, рандолевый. - Тут у ебаки пошла волна оргазма и он выругался на апогее, - Сука! Блять! Шлюха!

Анна тоже кончила и устало сползла в воду:

- Можешь ты достучаться до женщины. - Подразумевая мат.

Так создалась половая ячейка, что весьма радовало Анюту. Она чуяла, что удача трясет перед ней яйцами, их надо только схватить. Конечно же содержимое сундучка лишило ее покоя. Кто будет собирать календарики и прятать их, как кащей? Ясен пень, там нечто ценное. Даже рассказала про девайс своему сыну Севе, показав подаренные бранзулетки.

- Обедать мне из унитаза, если я не обтрясу этого Буратину, как грушу, - подытожила Петрова.

- Это конечно пиздато, но он борзый, шибко. - Сева был менее оптимистечен.

К слову, ее сыночка был тот еще упырь, нет, по теории Ломбразо к нему не придерешься, и лоб широкий и губа не отвисала, как у Толоконниковой. Ходил прямо и жопу на людях не чесал. Но сученок был редким хитрованом, блистал отсутствием принципов и мечтал работать предателем. Кто являлся его папкой Анюта не знала, так как, была тогда "городской легендой". Хотела объявить, что папаня Антон, для идеализации картины, но дата рождения не подходила.

- Мамуля, кентавр, видимо, двадцать лет мородерничал, это тебе не местные лохи, - Сева задумался, - все надо продумать, а то он на раз Шарли Эбдо устроит.

- Дык, давай продумаем, прикинь сколько там рыжья может быть.

Антон не замечал Анютиного стяжательства и повышенного любопытства к содержимому шкафа. Он, от души, передарил ей полдесятка золотых украшений, оставшихся от матери, и запланировал сюрприз, поездку к морю, благо, деньжата на карте имелись. Тоха, вообще, был доволен житухой, около него крутилась сочная телка, которая ловко сосала, варила щи, и разве что, апорт не исполняла, но он и не просил. Как говорил Абдула: что ещё надо человеку перед пенсией. Но когда пара состоит из ветерана горячих точек и алчной стервы, хуйне быть, это в камень-ножницы-бумага не играй.

Петрова, перестав получать цацки, занервничала. Но руки не опустила, решила, надо перейти от суетливой ебли к высоко-духовному сексу, дабы усилить скрепы их союза. Для этого взяла диск с оттенками серого, по совету подруги: ""а чо, добрый, семейный фильм, под сухое вино"".

Посмотрели, под коньяк. Антон оценил как прикалываются капиталисты и вопрос - чем я хуже, даже не задавался. Анюта меньжанула и разумно предположив, что пьяный Тоха может устроить ей гестапо-лайт, захотела съебаться, но было поздно.

Крендель глядел на Петрову, как бухой механизатор на сеялку, прикидывая, что бы с ней сделать. В итоге, Анька оказалась на четвереньках, на ней был спижженный ещё в школе противогаз, а у Тохи диэлектрическая перчатка на руке.

- Ты как-то фистинг обещала. - Хлопец ухмыльнулся и его рука в перчатке нырнула в Анютин зад.

Окуляры противогаза мгновенно запотели. Она почувствовала себя ручной куклой, которой управляют через жопу, эдакой Каркушей из ""спокойной ночи, малыши"", с гофрированным клювом. Осталось только произнести мультяшным голосом - Прривет, Антон, у нас сегодня пиздатый муьтик будет, атвичаю, кар-кар. Фееричности в ощущения добавили повороты руки, по-против часовой стрелки. И очень своевременно у Тохи раскрылся выпитый коньяк, что прибавило настроения:

- Очевидно влияние Лукавого, ты погрязла в алчности и похоти, изгонять бум! - Он растопырил пальцы внутри Анюты.

- Муумыымм!! - Петрова, мыча от боли, соскочила с Антохиной руки. По слепой навигации стартанула прямехонько в стену, от удара потеряла равновесие и ебнулась на пол. Затем, напуганной каштанкой, залезла под журнальный столик и наткнулась резиновой мордой на елдак Антохи, нарочно присевшего в кресло, около столика.

- Я тебя раскусил, - Тоша взял гофру в руку, - команды отбой не было. И засунув член в шланг, стал справлять малую нужду. Романтики эту процедуру ""золотым дождём"" называют.

От первого глотка Петрова словила состояние аффекта и сорвав противогаз, шваркнула маникюром по Тохиной щеке, типо, Джанго разбушевался. Чувак, словив разметку на левый борт, выдал ответ на рефлексе, в виде душевного удара, ей в пятак. А когда она поднялась, тряся репой, добавил горсть назидательных приветов по тулову.

Как свалила с хаты и как попала домой, Петрова не помнила. Ужас от произошедшего был абсолютный.

Массаж лица и внутренних органов не вписывался в Анютину виньетку. Вспоминая хардкор на адюльте, у неё холодели булки и дергался глаз. На этом фоне, Петрова смирилась, что материальные ништяки и Геленджик светят ей, как Оскар, Вернику.

- У вас диссонансик случился? - Сева был удивлён ее видом.

- Да он маньячина ебнутый, - зашипела Анюта, - нахер ничо не надо, я ссу, рука у него тяжёлая, а мозги синие.

- Есть идея, - сынуля был серьезен, - в дурдом его сдадим, к твоему поклоннику Вилену Карловичу, он из него овощ за месяц сделает, к концу года глядишь, подохнет. - Сынок вывалил на стол горсть колёс, - насыпь ему в синьку, чтобы крыша сползла и с Виленом договорись.

- Ты гений, как Фантомас. - Анька воодушевилась.

- Он в лечебницу уедет, мы с хаты добро заберем, а когда мозгом спекется, Карлович квартиру перепишет, опять же процент.

- Да, Вилька махровый аферист. - Петрова набрала номер глав.врача дурдома, подумав: придётся этой жабе отсосать.

К вечеру, нежданно заявился бухой Антон с пучком роз. Придав лицу выражение: комсомолец проебавший знамя, приблизился к Анюте и галантно задвинул:

- Извини, был не прав. Поступок недостойный советского человека и меня, в частности, ик, - и вручив букет, снисходительно так пошлепал Анну по щеке, как фюрер юного фаустпатронщика.

- Проходи, - подозрительно благодушная Петрова поставила на стол бутылку коньяка и ушла на кухню.

Тоха накатил стакан и расслабленно закурил у окна.

- Антон, вы по-што мамулю подмолодили, - перед ним возник Сева, - жаль я не могу вас ударить, потому что пацифист.

- Я извинился, - безучастно ответил Антон.

- Вы роман Толстого: ""Первая кровь"", читали или кино по нему видели? Там тоже один боец жителей городка гнобил, как вы.

- Это у тебя анальные бусы? - Тоха кивнул на четки в руке юната, не обращая внимания на реплику.

- Не.....Хороняка не успел ответить, ибо был выброшен из окна, как тот прапорщик от Верещагина, и пролетев над кустами, звонко ебнул скворешней планету. Благо первый этаж.

- Низко спланировал, к дождю наверно - изрек Тоха и почувствовал как зрительная картинка начинает сливаться.

Его сознание сделало ВЫКЛ, но он подобно мнемонику запечатлил в памяти пару фрагментов. Как его несут на носилках, а Петрова, снимая с его шеи цепочку с ключом, щебечет медикам какую то хрень:

- Собирался записаться в джедаи, воскресить Саддама, и требовал от меня извращенного секса в жопу, я его боюсь.

И как он был погружен в одну медицинскую буханку, а Сева с тюнингованной, сотрясением мозга, башкой паковался в другую.

Антоха очнулся. Он лежал в больничной палате с зафиксироваными руками и на него с интересом зырил плюгавый хмырь. Это был Вилен Карлович:

- Петрова клевая,..прешь ее?

Фраза показалась Антону знакомой. Доктор инквизиторски улыбнулся и пошёл к выходу, бросив на последок:

- Это твой новый дом.

В палате отдыхали ещё два пассажира. Они осторожно подошли к Тохе. Перец пенсионного возраста, но похожий на вечного студента, спросил:

- По виду вы милитарист, - и не дожидаясь ответа, - на рассвете блажили, как Левша: ""не открывай ящик, мразь. Не открывай ящик, мразь"", видимо, что-то важное, да?

- Только это говорил? - Антон подергал вязки.

- И один раз: ""жена старлея глотает"". - Студент поправил очки с паутиной на правой линзе.

- Да, важное, а вы давно здесь?

- Давно, мне Вилен объявил, что я ебнулся априори, когда неудачно распил ящик водки с вокзальной шалавой. Умертвленной, к последней бутылке, из-за разницы взглядов на фэшн культуру.

- А он, - Антон спросил про второго, детину с лоснящейся мордой.

- И он давно, тоже ебнутый, только на почве кулинарии, употреблял в пищу гавно девственниц, хули, гурман.

- Что ж, я в хорошей компании. - Антон кивнул на вязки, - поможете?

- Идиоты должны быть солидарны. - Они принялись распутывать узлы.

- Обещайте, что убьете Вилена Карловича, я его презираю. - Наивно попросил калоед, фальцетом.

- И не только его. - Антон ему по отечески улыбнулся.

Послышались шаги. В палату вошла медсестра и поставила кюветку со шприцами на тумбочку. Антон сделал вид, будто ему осталось жить полминуты и пора рассказать, где спрятана янтарная комната. Сестра халатно наклонилась к нему, что бы разобрать, чо он шепчет, и ее голова попала в тиски Антохиных рук. После чего он стал отвинчивать репу от туловища, как лампочку.

- Прекратите, что вы делаете, - студент подбежал к Антохе, - не портите тело сударь, женщина без головы, так не эстетично, если оно вам без надобности презентуйте нам.

- Я как-то не подумал. - Антон отпустил труп.

Джентельмены за секунды сорвали с медработницы одежду. Гурман залез почившей в задницу и принялся размазывать содержимое оной по своей мордахе, как бурильщик первую нефть. А студент стал насаживать дамскую голову, с распахнутым ртом, на своего "красного друга". Обратив внимание на идущего к двери Антона, поинтересовался:

- Вы теперь негров освобождать поедете?

- Нет, наверно к Гарибальди. - Тоха изобразил рот-фронт.

Кабинет Вилена оказался в конце коридора. На пути к нему Антона заметили два санитара и с бравым видом пошли навстречу. Однако, разглядев в нем реальную угрозу, гасконцы утратили боевой пыл и вместо того, что бы повернуть к окну, якобы, заинтересовавшись красивыми видами, продолжали идти на сближение. Контакт был секундным. Тот, что слева, получил чугунное пенальти по половым яйцам, тот, что справа, короткий в кадык. Дабы не волновать больных звоном падающих тел, Тоха подхватил их и заботливо опустил на пол, оставив лежать в позе

69.

Вилен Карлович просек суету и попытался закрыться в кабинете, но не успел. Отпрянув к столу, от входящего Антона, зажурчал и под участившееся сфинктерное дыхание, стал лепетать:

- Все можно исправить, предлагаю диалог.

- Лучше некролог, чем диалог, тем более я обещал. - Тоха схватил Менгеле за шею и открыл ему третий глаз об угол стола. Лейкоциты и тромбоциты из его бидона брызнули на стену, придав кабинету жизнерадостный вид. Как будто его расписал счастливый ребёнок даун. Затем, достав ключи от машины из кармана усопшего, покинул помещение.

Тайота Вилена, согласно брелку, была припаркована у входа в здание. Через пару минут Антон подъезжал на ней к родной хрущевке.

Орленка Севу утром напнули из больнички, сотрясение мозга и несколько зашитых царапин это вам не перелом основания черепа. С трогательно замотаной бинтами башкой он выглядел как мимимишный упырек. Дома его ждала Анна, со сплющенным жалом и ключами от всех Антохиных замков.

Болезные поспешили на дербан и уже через четверть часа пускали слюни, созерцая девайс в распахнутом шкафу. Сева вынул бокс и поставил на широкий подоконник. Затем открыл мудреный замок и поднял крышку. Сверху лежал форматный дембельский альбом и лента гандонов. Анюта сгребла резинки в карман, а Сева торопливо вынул альбом с какими то проволочными соплями. В предвкушении увидеть сытое будущее, они трепетно заглянули в сундучек.

Зрению предстали ровные ряды прозрачных маленьких контейнеров с заспиртованными ушами. На каждом имелась аннотация - дата, место и кто первоначальный владелец. Это была коллекция трофейных ушей. А ещё там были две полярно закрепленные гранаты РГД 5, но уже без чеки.

Антон подъехал к подъезду и в этот момент прогремел взрыв. Окно его квартирки рыгнуло стеклянной крошкой и облачком ушных раковин, которое напоминало стайку экзотических бабочек и устлало собой полянку во дворе. На капот Тайоты ебнулся палец со знакомым кольцом. Бабки на улице воровато перекрестились, а алкаши за столиком весело зорали:

- С наступающим! - решив, что это круче чем новогодний салют.

- Тьху, не успел, земля вам пухом, идиоты. - Антон смотрел на зияющее пустотой окно, качая головой, - гавно нашло свой вентилятор.

Он развернул Тойоту и поехал в сторону трассы. И уже за городом, улыбнувшись, произнес:

- Хм, избавился от этой херни и на душе легче стало.

Куда он отправился, никто не знает, но в городке его больше не видели.