Правила жизни

...Зря ты на москвичей наговариваешь, что чёрствые, мол, только деньгами интересуются, помощи от них не дождёшься, понаехавших не любят, — зря…

Нет, и такое сплошь и рядом бывает, куда ж без этого — и пошевелятся только после шелеста купюр, и помогут не за так, и вообще… Но если знать и верить, что нормальные люди тоже встречаются, — обязательно на таких наткнёшься. И когда проблема разрешится, когда нервы успокоятся — понимаешь: и тут есть те, кто по духу близок, кто к людям по-людски относится. Свои, в общем, люди, во всех смыслах свои…

Да какие примеры… Ну вот смотри, ничего не выдумываю, с моим батей было, — ты же батю моего помнишь?.. Ну вот… Я же, когда освоился тут совсем, перетащил его сюда, в столицу, думал, что, глядишь, немного развеется после смерти мамы, на чужом-то месте, в себя придёт. А тут — скорая, потом больница, потом реабилитация… А когда вытащили его, вылечили, то я всё готов был сделать, лишь бы добавить к его жизни годков, месяцев или даже дней, чего уж там. Всё, назначенное врачами, соблюдал, даже кормил по специальному меню — каждый такой пунктик чем-то, да помогал бороться с болезнью.

И однажды на обследовании мне старый врач посоветовал — мол, хорошо бы регулярно свежей говяжьей печенью кормить отца, очень это для крови полезно, а с кровью-то у него все проблемы и были, от неё и остальное посыпалось…

И вот хватился я — а нет нигде печени такой, чтобы прям свежая-пресвежая была. Портится она быстро, для обычной готовки-то и на рынке купленное годится, а для лечебных целей — уже нет, не тот срок хранения, надо свежего забоя, чуть не вчерашнего. А где такое взять — только фермерское, что возят по заказу и за большие деньги, чуть не вдвое-втрое против обычной цены. А у меня и без того всё прикопленное ушло на лекарства к концу лечения, а тут ещё расходы — и выходит, что купить той печёнки я могу пару раз в месяц, не чаще, судя по ценам.

И вот стою я в пункте выдачи той конторы, что фермерские продукты доставляет — такие форпосты-магазинчики сделали, чтобы больше народа обслужить, поскольку всё не успевали сами развезти, такими популярными стали продукты, что ты: про столичной-то экологии люди втрое готовы переплачивать за качество, — я уже и не удивляюсь… Ну вот, стою, смотрю на коробки и холодильники, на суету тамошнюю, — а меня мужичок, приехавший со свежей партией продуктов, спрашивает, — чего, мол, засмотрелся, покупай, тут можно и без заказа взять, из того, что не забрали вовремя. А я взял и выложил ему вот это всё, даже и не знаю, зачем, — про батю, про больничку, про скорую, про то, как отец меня на плечах носил, про молоко парное, которое мне родители с утра пораньше возили от какой-то бабульки на окраине — железа у меня было мало, что ли, это у нас наследственное… И он выслушал всё, не перебивая, кивнул, попросил телефон мой — и уехал, больше ничего не сказав. Единственное, что удивило в нём – вроде бы мясник, а пахло от него хлебом, мякушкой.

Дня через три звонят мне — приходите, мол, к такому-то времени, забирайте заказ. Какой такой заказ, почему — непонятно, не заказывал же я ничего. Ну прихожу — а там меня ждёт свёрток с печёнкой — немного, но в самый раз. Не бесплатно, конечно, — бумажка приколота с телефоном моим, весом продукта и ценой за всё это богатство. И деньги, что удивительно, выходят совсем небольшие, даже относительно рыночных цен. Взял я, заплатил, даже толком не поблагодарив, — и домой, батю кормить… Потом так и повелось — два раза в неделю звонили мне и приглашали за передачкой, месяц за месяцем, всю зиму и половину весны — так и поднял отца, дальше уже полегче стало.

А мужичка того я ещё раз встретил в магазинчике, благодарить взялся, а он только плечами пожал — мол, ты же объяснил, что и как, а у меня возможность была помочь, почему нет-то. Оказывается, печёнка у них — не слишком ходовой товар, заказывают его совсем помалу, так, в довесок ко всему, вот и остаётся часть непроданной. С мясом-то проще — и разбирают его быстрее, и в переработку потом можно отправить, а вот с субпродуктами позаковыристее. Ну и откладывали оставшееся для меня, много ли нам надо. А что цена невеликая — и без того зарабатывали нормально, чего лупить, мол, и без того не в убыток работали, отдавали как своему. Такая вот история…

Да нет, не в мясе дело, не в помощи даже и не в бате — в том, что вот такие люди, к кому можно подойти, как к своему, и объяснить, что и как, получив если не помощь, то совет — в той «циничной» вроде бы Москве сплошь и рядом встречаются. И если ты такого встретил — свидишься ещё раз, будь уверен, — как я с тем «мясником» на ночной дороге: как в каком кино — телефон сел, трасса далеко, в городе жена рожает — а он под берёзками кукует и никакой оказии. Мы-то из города сбежали на три дня, подальше от смога и дыма, вот на обратном пути и встретились со старым знакомым. Он-то меня не узнал, хоть и поулыбался, конечно, — не до того было, как на иголках всю дорогу был, хоть и дозвонились мы в роддом, успевал он ещё к первенцу своему — такой, видать, желанный был, что весь на нервы будущий папаша изошёл. Там ведь и с ребятёнком не всё просто было, целый роман выйдет, я тебе потом расскажу…

Ну какие тебе ещё примеры… Вот, скажем, если лицом к Дорогомиловскому рынку стоять, то там справа будет… хотя какая разница, всё равно не поймёшь. В общем, там дом такой стоит, старый, довоенной ещё постройки. И есть там известная фотостудия или как там её называют, — может, фотоателье… Ребята-хозяева тамошние продали свои чердачные мастерские и перебрались сюда — повезло, не пришлось даже из жилфонда помещение переводить, в управе как-то само всё разрешилось. И помимо прочего работают ребята на свадьбах — и иногда за совсем, по местным, да хоть даже провинциальным меркам, невеликие гроши — просто так, потому что человек им понравился. Тут главное придти к ним и рассказать, что и как, почему у тебя скудно с этим делом, а запечатлеть будущее событие хочется, — и сделают они как своему…

А совсем рядом с ними, через дорогу, другое ателье, по ремонту и пошиву. И тут тебе за смешные деньги, а то и вовсе по доброте душевной, заштопают единственное пальтишко или даже пошьют свадебное платье — просто потому что человек хороший, свой. Да ещё и чаем напоят со вкуснющими булками с изюмом, из местной пекарни, — я в ту пекарню частенько специально заезжаю, нравится мне их выпечка, такую только в детстве встречал: идёшь летом с пляжа, весь день там провалялся, с дебаркадера нырял, за буйки пять раз уплыл, пока спасатели не отматюкали, перед девчонками покуражился, кто дольше под водой просидит, — а потом в песке пошаришь, найдёшь уроненный ещё в прошлом сезоне пятак, а то и пятнашку, — и в булочную бегом; а там берёшь подмышку батон и кусаешь его попеременно с булкой с изюмом, запивая водой из колонки — и ничего на свете нет вкуснее…

Ну что ты заладил — нищеброды, нищеброды… Не в деньгах дело, в людях. Вот, например, с больницами в белокаменной знаешь как бывает — у-у-у… Тут врач — профессия фамильная, от родителей к детям передаётся. И у многих врачей уже в крови, что главные строки в клятве Гиппократа — не те, что про больного, а те, что в изначальном варианте про непременную оплату его труда. Не со зла такие врачи стяжают, а от уверенности, что так и должно быть: не нами заповедано, не нам и менять устои…

Ну вот, про врачей-то… У приятеля моего здешнего жене плохо стало — хорошо ещё, что неподалёку от платного диагностического центра; тут их как грязи, на каждом шагу открываются, от псориаза до психоза готовы у тебя найти за соответствующую плату. Добрела она чудом до центра того, чуть не рухнула в кресло, а на ресепшене, когда выяснили, что не наблюдается она у них и платить ей нечем, интерес сразу потеряли — мол, ждите, может, освободится какой врач. Вот она и сидела, ждала — голова уже не работала, третий или четвёртый месяц беременности, у них же, сам знаешь, мозги толком не работают в этом состоянии, ну и сильно уж плохо было, можно понять, — потому не догадалась позвонить в скорую, так и сидела безропотно. Мимо кто-то пробегает, все занятые такие, — а она сидит и сидит, будто в гости зашла, а самой всё хуже и хуже… И тут из кабинета напротив туалета вышел парнишка… ну как парнишка, познакомились мы потом, вполне себе взрослый, просто небольшенький такой, из тех, кто, как в поговорке: «маленькая собачка — всю жизнь щенок». Увидел он болящую — и сразу кипеш поднял, в машину чью-то усадил, в какой-то приёмный покой привёз, там сразу на каталку её — и куда надо.

Дальше она не помнит, но обошлось всё, что-то там то ли купировали, то ли разобрались, как устранить — оказалось, что положили её в какой-то мегапродвинутый институт по этим женским делам, куда и по записи-то не устроиться, а у паренька тут кто-то оказался в начальстве, вот и… Ну тут суета приутихла, мужа вызвонили из области, а пока он добирался, она говорит, так ей захотелось мякушки хлебной, хоть плачь — бывает такое у беременных: кто газеты жуёт, кто железо, слышал, облизывает, а моя так вообще, не проговорись, землю однажды ела — призналась как-то… Ну вот, только она про хлебушек-то вслух сказала — доктор тот сбегал куда-то и принёс свежайшего хлебца; она на булке корку-то отломила — и мякушку давай жевать, нюхать, аж оторваться не может…

Ну и в том центре её — без всяких денег, заметь! — подержали ещё какое-то время, нашли, что прежние врачи кололи ей не то — якобы «для сохранения», и кололи не просто дрянь, но и выдавали эту копеечную гадость за панацею, лупя не просто втрое — в сто раз больше, чем это стоило. После трёх выкидышей и не на то ещё уповать будешь, что поделать… Хорошо, что вовремя всё вышло — и закончилось хорошо…

А с доктором тем мы теперь всей компанией дружим. Да нет, не для каких-то врачебных преференций — он, кстати, вообще оказался специалистом, не поверишь, по борьбе с лысиной, — а у нас пока, тьфу-тьфу-тьфу, этим никто не страдает. Просто хороший человек оказался, интересный, — своим у нас быстро стал, будто всю жизнь знакомы. Потом и ему самому пришлось помогать, когда сбрендивший пациент угрожать вздумал, — ну да это отдельный разговор, там целый триллер был…

Как же таких людей найти, говоришь, чем они отличаются… Да как тебе сказать. Наверное, ничем особенным, если со стороны посмотреть. А если вглядеться… или даже принюхаться… Ладно-ладно, не шуточки это, я серьёзно. Знаешь, с чего у меня тут всё началось?.. Мы, когда Севку, сына, привезли на лечение, то поначалу не думали, что останемся в столице. Но как-то уже и незачем было возвращаться, да и с лекарствами тут получше оказалось... И когда вроде бы всё налаживаться стало, — получили по полной: неподалёку от дома избили жену, забрали всё что было, вместе с ключами, закинули в подвал, а сами вынесли барахло из съёмной квартиры, всё забрали, даже хозяйский телевизор. Мы с Севкой в больнице были, вернулись — жена уже освободилась, сама почти целая, в крови, замёрзшая, в доме милиция, хозяин приехал, шум-гам… И на следующий день оказались мы на улице — без гроша, с ребёнком, почти без вещей — хозяин сказал, что нас подозревает в инсценировке и что это ему компенсация за украденный телевизор. А вдобавок у нас ещё и паспорта забрали: по какой-то безумной милицейской логике так было нужно, чтобы мы не сбежали.

И вот сидим мы на лавочке мы где-то у чёрта на куличках в чужом городе, дело к ночи, холодно, валит снег, денег нет, на новой работе я никого не знаю, да и кто я там, так, подёнщик, кто же мне подкинет на первое время. На старой-то работе в родном городе со мной полного расчёта не произвели, там набежало немало, так что потенциально у меня всё в порядке, а прямо сейчас — безнадёга.

И тут вижу, у соседнего подъезда шлифует гололёд «шиньончик» старенький, как он ещё не развалился от усилий. Ну, я в какой-то прострации встал со скамейки, шагнул через ограду, пристроился сзади плечом к будке, вытолкал машинёшку — и назад сажусь. А водила подъехал, вышел, стал расспрашивать, не те ли это, мол, кого сегодня грабанули. Ну и слово за слово, всё вытянул, что случилось, хмыкнул, сказал, чтобы никуда не уходили — и уехал. Минут пятнадцать прошло, — смотрю, подъезжает большой фургон с облупившейся краской на боках и надписью «Хлеб», выходит из кабины водила, следом тот наш знакомец, открывают дверцы фургона, закидывают оставшиеся от разгрома и хозяина вещички, усаживают жену с Севкой рядом с водителем, — а нас с тем спасителем водитель закрывает в фургоне, сказав напоследок, чтобы не хватались за стойки с поддонами, располагались как-нибудь на полу. И пока мы ехали, мысли дурные у меня куда-то вытрясло, помню только, что запах в фургоне был — тот самый, из детства, хлебный. И потом в пекаренке, куда нас выгрузили, пахло точно так же, только сильнее, хлебом и мукой.

Расположились мы там в «комнате отдыха», которая всё равно не использовалась — не до отдыха людям было, вот и прожили мы там почти три недели, пока не пришли мне обещанные деньги и не полегчало с остальным. И хоть грохотало тут всё по ночам, когда работа шла полным ходом, хоть я сам подскакивал и помогал грузить решётки и поддоны с буханками и выпечкой, чтобы не быть — а забавно звучит для пекарни, да? — нахлебником, — всё равно чувствовал себя тут уютно и спокойно, потому что среди своих. Вот с тех пор и повелось — если человек мне по душе, то сразу чувствую, как от него хлебом пахнет, мякушкой вот этой духмяной, хоть это и глупо, наверное, звучит…

А с тем пекарем мы, кстати, потом встретились. Да нет, ничего мистического, я однажды повёз той докторше, знаешь, что бездомным собирает, одеяла разные и кое-что по мелочи, ну и заехал в ту пекарню по старой памяти, нравятся мне тамошние булки с изюмом, хоть и совсем ведь не по пути было, — думаю, прихвачу ещё хлеба, он никогда лишним не будет. Ну и встретил хозяина, который, сам понимаешь, кем оказался. Он в тот раз со мной поехал, привёз на своём «шиньончике» — жив старичок! — ещё разного, потребного бездомным. Ну и по сих пор с ним дружим, даже компаньонами были какое-то время: я алтайскую муку возил в столицу, пока выгодно было, ну и ему в пекарни — их у него две, не шибко разбогател, да, — закидывал по крупнооптовой цене. А в кризис и вовсе без оплаты отдавал — как своему, до лучших времён…

Ну ладно, мне тоже пора, разговорился, разболтался — уж не знаю, убедил ли… Ох, извини, посшибал тут у тебя в прихожей парфюмерию разную, — не разбил, нет?.. Жена сама в парфюмерии дока или ты её так балуешь?.. Ишь ты… А я вот никак не найду «своего» запаха, всё не тем кажется… Чем, говоришь, пахну?.. Погоди-ка, сядем на дорожку, положено так, иначе…

Пожалуй, лучшего комплимента мне и не делал никто, спасибо тебе… Это ж надо же — хлебом пахну…