Правила жизни

История эта произошла с моим знакомым. На момент нашего разговора, ему было примерно 84 года. Прожил он тяжелую жизнь, прошёл всю войну, голод и трудные послевоенные годы. Поднимал, как все, страну из разрухи, работал, и вырастил двух замечательных сыновей. Человек он был добрый, не озлобленный на людей, не смотря на свою нелёгкую судьбу. Мы его звали просто - дед Юра. Как-то в разговоре я спросила его: «Деда Юра, а ты в Бога веришь?», а он так посмотрел на меня, многозначительно и произнёс: «Не знаю, девонька, вроде верю, но я его не видел, а вот то, что видел, до сих пор толком объяснить не могу» - и с тяжелым вздохом, он начал свой рассказ:

"Мне только исполнилось 18 лет, когда началась война, меня сразу призвали, и я был одним из первых, кто увидел этот ужас своими глазами. Мы мальчишки молодые, были храбрецами. Тогда нам казалось, что мы быстро победим врага, ведь наша великая страна может постоять за себя. На фронт добирались весело, даже с азартом каким-то. В общем, дурачьё – мальчишки сопливые!

Но оказалось всё не так, как мы думали. Мы по-настоящему узнали, что такое война. Смерть, окопы, грязь и вши, сон по два часа в сутки на мокрой холодной земле, каша, хлеб и бой, мне тогда казалось, что он не прекращался. Немец пёр так, что мы только успевали отступать, сверкая пятками. Из тех ребят, с которыми я успел сдружиться, в первые же дни почти никого в живых не осталось, все полегли. У меня тогда в голове это не умещалось, как же так, был человек и нету.

В первый же мой месяц на фронте мы попали в окружение, положение наше было ни к чёрту. Командир наш лейтенант, чуть старше нас, такой же мальчишка, но смотрели мы на него как на Бога. А он, растерялся совсем. Ему же надо решение принимать, а что он знает-то. Единственный наш выход был по болотам, а кругом немцы и носа не высунуть. Был у нас мужичок один, якут вроде, да имя у него было заковыристое, поэтому так мы и звали его – Якут, а он не возражал. Говорил, что он охотник и много раз сам ходил по болоту, и если мы его слушать будем, то проведёт. А что делать, выхода у нас другого не было, либо под пули, либо в плен, что по нашему воспитанию было хуже смерти. Выбирались мы долго, тяжело, болотом прошли за сутки, а потом лесом, почти неделю шли к своим. Но добрались. Вышли наконец-то, оголодавшие, оборванные. Но счастью нашему не было границ.

А затем опять бои, отступления. Мне до этого везло как-то, живой, даже ни разу не оцарапало. В этот бой не обошло и меня. Ранение было не тяжелым в плечо, а вот Якута хорошо покромсало, ногу всю разворотило, я раненый тащил его, окровавленного и без сознания, на себе с поля боя.

Попали мы с ним в разные госпитали и там-то всё и началось. Сплю я - и вдруг у меня в ушах звон, да такой противный, что аж зубы свело, прям не звон, а писк какой-то. Проснулся, за голову схватился, а у самого аж слёзы из глаз от звона этого. И вижу, перед койкой моего соседа напротив, стоит женщина. Да красивая такая, молодая, в длинном платье, белом, и волосы русые расплетены, да по пояс длинные. Она наклонилась к парню и поцеловала его в лоб, рукой так по щеке погладила, как пожалела. И пошла к выходу. Утром я проснулся и, вспомнив ночное видение, подумал, что это был сон. Посмотрел на койку соседа, а кровать заправлена и нет его. Спросил тогда у мужиков: «Где товарищ-то?». - а мне говорят: «Да помер ночью, утром только заметили». А через пару ночей опять повторилось, снова проснулся я от этого звона в ушах и снова она стоит, совсем рядом перед моим соседом справа, он тяжелый был, лежал почти всё время без сознания. Смотрю я на неё, а она красоты неописуемой и черты все какие-то милые, родные прям. Снова она наклонилась, поцеловала его в лоб, развернулась и пошла к выходу, и тут я понял, что не слышу её шагов, пол деревянный, даже слышно было, как мыши бегают, а тут тихо, только сопение да храп. С меня как наваждение спало, вскочил с кровати, пошел за ней, даже окликнуть хотел, а она прям на моих глазах растворилась в воздухе, как и не было её тут. Стою я, и глазам своим не верю. Головой потряс, может, думаю, привиделось мне, даже по щеке себя похлопал. Вышел на улицу, постоял, папироску закурил, ну всё думаю, тронулся умом-то. А на утро выяснилось, что сосед мой, которого красавица эта поцеловала, тоже помер.

После госпиталя вернулся в расположение своё и той же ночью опять она пришла, и все, кого она поцеловала в ту ночь, в следующем бою погибли. В общем, понял я тогда, что смерть это была, и как-то мне от этой мысли не по себе стало, я комсомолец, боец красной армии, а тут чертовщина какая-то. Рассказывать никому и не думал, а что я скажу, и сам-то себе не верил, а уж другим рассказывать, так вообще засмеют.

Но вот одной ночью проснулся от звона и в ужасе понимаю, что опять её увижу, глаза открываю, а она прям надо мной стоит и смотрит на меня, и взгляд у неё такой нежный, теплый прям как у мамы. Я сказать ей что-то хочу, а язык меня не слушается и рта не открыть. Ну, всё думаю, каюк тебе Юра, раз эта пришла. И так мне тоскливо стало, вспомнил я девушку свою любимую, любил я очень одноклассницу свою Люсеньку, даже сказать ей об этом не смог до войны, маму и отца вспомнил и сестрёнку младшую, слёзы из глаз покатились, да так мне себя жалко стало, что не увижу их больше никогда. Стоит эта красавица и всё смотрит на меня, а мне кажется, что целая вечность прошла. Вдруг слышу, откуда-то издалека пение какое-то как мычание и стук барабанный, глазами то вожу, увидеть пытаюсь. Смотрю, а за гостьей этой Якут наш стоит и мычит что-то нараспев да в бубен бьет, а наряд на нём занятный такой с верёвочками какими-то да перьями и бубен этот странный, мне тогда показалось, что он на индейца похож, как их в книжках рисуют. Красавица та в лице поменялась, хмурая такая стала, глаза серьёзные, черты лица стали острыми какими-то. Она развернулась к нему и растаяла в воздухе вместе с Якутом. А с меня оцепенение спало, да понять ничего не могу, почему она меня-то не поцеловала, откуда Якут тут взялся, он же в госпитале, и что за наряд был на нём, неужто помер товарищ мой? Так и просидел всю ночь в раздумьях своих, да письма родным писал, думал в последний раз.

В следующий бой шел с полной уверенностью, что убьют меня. Да нет, не забрала почему-то меня краса эта. И дальше воевал, без ранений даже. И не видел больше её. Уже стал посмеиваться над собой. Дескать, ранение сказалось, вот и привиделось, а я тут напридумывал себе ерунды всякой, как бабка суеверная.

Но свела опять судьба меня с Якутом, выздоровел он и нога на месте, только прихрамывал малёхо. Мы когда с ним повстречались, я обрадовался очень, да на радостях и рассказал про тот случай, когда с бубном-то его видел, рассказал да посмеялся, говорю: «Привидится же такое. Я уж думал, помер ты в госпитале». А Якут сидит, смотрит на меня как-то хитро да с прищуром, улыбнулся одними глазами и говорит: «Тебе жить надо, сыновей растить, а за то, что спас меня тогда раненного, вытащил на себе, я твой должник».

Уж и не помню, сколько времени прошло с нашего разговора, однажды опять разбудил меня звон. Открываю я глаза и вижу, стоит опять она, да улыбается, а за руку держит Люсеньку, любимую мою. Я кинуться хотел к ней, закричал что-то, а они пропали, растворились… Потом узнал из письма маминого, что погибла Люсенька в бомбёжку.

И стала эта зараза, ночная гостья, всех моих близких мне показывать, кого она к себе прибрала, всех друзей, родственников да одноклассников моих, я ненавидел её всё больше, кричал, плакал как во сне, а она и отца моего привела, и сестрёнку младшую. Выл я тогда как волк раненый, землю грыз от боли такой, а не вернёшь их. Мать от горя чуть с ума не сошла, Галя, сестрёнка моя, от воспаления лёгких в эвакуации умерла, простыла сильно, а какое в войну лечение. Там и похоронила её мать, на чужбине. А отец на фронте погиб, я только в 49-ом могилу его нашел, однополчанина его встретил, тот и рассказал, где отца похоронили. Мать всё время писала потом, чтоб берёг себя, если и меня потеряет, не переживёт. Как я ненавидел тогда эту гостью ночную, а сделать ничего не мог.

С Якутом нас судьба развела, и не знаю даже, живой он с войны вернулся или погиб. У кого не спрашивал, не знает никто. Так и не видел его больше. Только потом, спустя много лет, я услышал про шаманов якутских, может, и Якут мой шаманом был? Ведь это он нас из окружения вывел по болотам. И спас тогда ночью меня от смерти за то, что я его раненого вытащил. Не знаю. И про сыновей он мне тогда сказал, а я внимания не обратил на его слова.

А сыновья у меня много жизней спасли, они врачи оба. Старший военный хирург, в Афганистане был, сколько жизней он тогда спас и не пересчитать, а младший по его стопам пошёл и тоже хирургом стал. Вот и думаю я сейчас, прожив жизнь свою заковыристую, может, видел тогда это Якут? Может, знал, что сыновья мои много жизней спасут и многим людям помогут? И для этого он тогда меня вытащил из объятий смерти той, красивой. Но она всё равно своё взяла, зараза, отца с сестрой и дедов моих в войну, а уж потом и мать забрала."

Р.S. Дед Юра умер в 89 лет, тихой, спокойной смертью во сне в своем доме. До последних дней он находился в ясном уме и твердой памяти. У него пятеро внуков, трое стали врачами.